Блаженная Александра. Святая Истринской земли
Блаженная Александра. – М., 1999. С. 1-54

Праведников пред очами Божьими больше, чем звезд на небе. Господь знает Всех по именам, которые от нас порой бывают сокрыты. Но как радуется душа и дивится Божьему промыслу, когда в красоте христианского подвига проведенная жизнь подвижника открывается нам для вразумления и молитвенного обращения к Богу. Нет, не оскудела святостью Русская земля, молятся за нее Божьи люди, живущие ныне с нами, и на небесах прибывающие...

Жизнь блаженной Сашеньки

В конце девятнадцатого – начале двадцатого веков жила-была на истринской земле блаженная девица Александра, избранница Божья. Ходила по деревням. И сама, и по приглашению. Оказывала людям помощь при болезнях, при неурожаях. И сами люди шли к ней со всей ближайшей округи, опять-таки за поддержкой, за утешением - и всегда получали искомое, так как через человека, угодного Господу, действовал неиссякаемый источник Божественной Любви и благодати Божьей.

Мы не знаем (да и вряд ли узнаем теперь) ни фамилии, ни отчества блаженной Александры. Годом ее рождения приблизительно можно считать 1885. Родилась она 6 мая в деревне Углынь под Рузой, в бедной крестьянской семье. Отец ее умер, когда девочке было лет восемь, через несколько лет умерла и мать. Сироту взяла к себе сестра матери, вдовая и бездетная тетка Мавра. Так Сашенька стала жить вдвоем с теткой Маврой в деревне Сафониха.

Жили они бедно, не было во что обуться-одеться. Сашенька не ходила в школу, но читать выучилась сама – и по-русски, и по-старославянски. С детства зачитывалась духовными книгами. С ребятишками не играла, по деревне с ними не бегала – все читала. К 16 годам все более стал открываться Сашеньке духовный мир. И в это время Дух Божий начал через нее творить чудеса: исцеления людей от их нравственных пороков и физических болезней. Тогда же поняли все, что необыкновенный Сашенька человек. Богом отмеченный. Зимой и летом ходила она в одной холщевой рубахе, поверх надевала лишь маленький пиджачок, на голову накидывала платок. Даже в самые сильные холода не носила чулок, надевала валенки на босу ногу. Была она среднего роста, с русыми, коротко подстриженными волосами, приятная на лицо.

В доме ее был хороший иконостас и большое – от пола до потолка – распятие, много церковных книг, с которыми она не расставалась. Каждое воскресенье ходили с теткой в Божий храм. Тетка Мавра ухаживала за ней, никуда ее одну не отпускала – куда Сашенька идет, туда и она. Скажет Сашенька: «Пойдем в Божий храм, в Юркино», – идут в Юркино. Скажет: «В Онуфриево». В Онуфриево пойдут. Кормились они с огорода, где трудилась тетка Мавра. Односельчане ей охотно помогали – один сосед вспашет, другой взборонует, вместе соберутся – картошку Сашеньке посадят. Мавре и на огород-то едва времени хватало – только от Сашеньки один ушел, тут уж и другой идет... Гостинцы ей носили. Дверь у них не закрывалась, шла к блаженной вся округа, с маленькими и большими бедами, за благословеньем, за советами, за исцелениями. Случалось, прослышав о такой угоднице Божьей, приезжали издалека.

Мария Ефимовна Кузнецова, лично знавшая блаженную Сашеньку, рассказывала: «Бывало ездят-ездят по больницам да по знахаркам – никакого толку нет. А к ней пошлют – больная ругаться, плясать будет, что хошь, а Сашенька ей голову наклонит, книжку положит, акафист прочитает, – так она человеком делается. Приходит еле живая, а уходит здоровая. И таких много к ней приходило. Бывало, и на носилках вносят... Больную приведут, ее ломает, тетке Мавре скажут: «Раба Божья, подержи ей руки». Она и подержит, а то еще сшибет! «Сейчас, сейчас, Сашенька помолится, и Господь тебе здоровья даст». А больная: «У! У! У!» Потом все тише-тише, глядишь, в сон ее... Задремлет, посидит, посидит – очнется: – «Ой! Где мы?» – «У Сашеньки». Тетка Мавра ей: «На вот, попей святой водички, Сашенька благословляет». Попила: «Господи, прости меня грешную! Сашенька, прости!» «Господь тебя простит!» Сашенька благословит, руку положит на голову. А та: «Ой, как она с меня сто пудов свалила! Спасибо, Сашенька, спасибо!» Так и все болезни лечила. Ребят по головке погладит, святой водичкой умоет, и ребеночек, глядишь, хороший выходит...»

Мария Ефимовна, или баба Маня, как звали ее все, одна из последних, кто знал блаженную Александру. Ей было уже более девяноста лет. Все это время Господь хранил ее. И несмотря на трудно прожитую жизнь, несмотря на то, что годы сделали немощным и согбенным тело, баба Маня до конца жизни оставалась бодра душой, память ее была цепка, а речь – образна и красива. В те давние времена семья ее жила в селе Онуфриево, напротив храма, который часто посещала блаженная Александра. Храм в Онуфриево был большой, имел три престола – в честь Онуфрия Великого, Успенья Пресвятой Богородицы и Николая Чудотворца. Ранее на этом месте располагался мужской монастырь, упраздненный в царствование Екатерины II.

- Звон далеко слышно было, – вспоминала баба Маня, – колокола хорошие. А бывало на Пасху звонят, звонят, звонят – целую неделю! У нас по деревне иконы носили три дня, только по Онуфриеву. И два дня по Карасину. А потом носят все уж шесть недель – у нас очень большой был приход-то – Сафониха, Денисиха, Ремянники, Загорье. До самой Рузы почти носили иконы Онуфриевские пасхальные. В каждый дом, бывало, принесут, холсты по лавочке постилают, иконы поставят – Воскресения Христова, распятие Господне... Все 40 дней до 12 верст носили иконы, до Ольгина. Большой приход...

От Онуфриева до Сафонихи было четыре километра расстояния. Лет с восьми Маня начала ходить с матерью к Сашеньке – «на благословение». Сашенька встречала их всегда ласково: «Какие гости пришли!» – погладит Маню по головке. – «Какая девочка хорошенькая...» Наложит перед нею книг, Маня думает – с картинками, а картинок – то нет,

– Сашенька, она же в школу еще не ходит, – скажет тетка Мавра.

– Господь милостив, господь покажет, она и читать будет. А сама все нараспев: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!»

– Сашенька, что ты ей все поешь-то? Она, что, должна монашкой что ли быть?

Промолчит Сашенька, ничего не скажет...

Десяти лет Маня пошла в школу. Славянский уразумела, словно сроду читала. Потом стали обучать их церковному пению. И двадцать лет затем Мария Ефимовна пела на клиросе. Это и предсказывала ей блаженная Александра.

Предсказала ей и нелегкую жизнь. Как-то за чаем посадила Маню с собой рядом, налила ей чашку чая да положила туда сахара кусочек, посыпала соли, отломила крошечки просфорки – туда же кинула.

– Пей, – говорит, – так тебе и надо!

Тетка Мавра тоже Божий человек была: что бы Сашенька ни делала, сразу понимала суть и человеку доступно пересказывала.

– Всякая у тебя будет жизнь, – сказала Мане, – соленая, и немножечко сладкая. А просвирочка – к терпению. Терпеть тебе да терпеть. Так и сложилось.

– Всякое повидала, – говорила баба Маня, – сколько пережила! И соленое видела, и сладкое, и горькое...

Через много лет, когда пришли в те края немцы во время войны, восемь семей прогнали с обжитых мест, в том числе и Марию Ефимовну с родными. Во время скитаний ее хотели расстрелять вместе с семьей, но Господь не допустил. Первый фашист, который должен был расстреливать беженцев, перед этим оступился и упал в открытый люк погреба – так не до того ему стало. А второй был не немец, а славянин, вывел их из деревни и сказал:

– Мне приказано вас расстрелять, но вы не бойтесь. Я буду стрелять вверх, а вы тем временем бегите в лес...

Так и остались живы. Не по молитвам ли блаженной Александры, к тому времени давно о Бозе почившей, свершилось это чудо? Не для того ли сохранил Господь Марию Ефимовну до наших дней, чтобы поведала она нам о Божьей угоднице, которую сподобилась знать? И не потому ли, подумалось невольно, скончалась баба Маня через малое время после встречи с автором этих строк, рассказав о блаженной Сашеньке все, что помнила. Наверное, исполнила Божию волю. Царствие ей Небесное!

Случаи прозорливости блаженной Александры

Случаи, в которых проявлялась прозорливость блаженной Сашеньки, удивляли сельчан, крепко сохранялись в памяти.

Однажды три старушки, Федосья (Манина мать), Авдотья и Василиса, очень любившие Сашеньку, отправились к ней в Сафониху в день ее рождения. Перед тем как ехать Федосья зашла в Москве в лавку выбрать Сашеньке подарочек. Подает ей лавочница платок с изображенными на нем царскими орлами.

– Ой, Михайловна, – говорит Федосья, – как мне платок-то не понравился! Слишком орластый...

– Погоди, тетка Федосья, я тебе сейчас другой дам.

Дала другой, с простым рисунком. Федосья развернула его:

– Ну что за платочек – как живой!

Купила платок, положила к себе, и поехали старушки в Сафониху. Приезжают, Сашенька встречает их. Федосья подает ей подарок.

– Сашенька, приехали поздравить тебя с днем рождения.

– Спасибо, – взяла Сашенька платок в руки и говорит, еще не разворачивая:

– Что за платочек – как живой! – Развернула. – А те платки нехорошие, орластые...

Другой раз те же старушки приехали навестить Сашеньку. Тетка Мавра самовар поставила, принесла угощение. А племянница ей и говорит:

– Тетка Мавра, а огурцов-то мало будет.

– Да что ты, Сашенька, милая, огурцов-то целая тарелка!

– Сходи, сходи, принеси еще огурцов, а этих мало будет.

Сашенька говорит – надо идти. Тетка Мавра вышла, Сашенька вслед за ней. А старухи сидят за столом. И никто не видел, как Василиса два огурца в карман положила. Тетка Мавра принесла огурцов еще. Гостьи ей:

– Мавра, да огурцы-то еще есть, огурцы хорошие!

– Сашенька раз велела, я Сашенькино исполняю.

Ладно, попили чаю, благодарят:

– Спасибо, Сашенька! Спасибо, тетка Мавра!

Сашенька берет огурцы, подходит к Василисе и начинает ей их в карман запихивать. Старушка удивилась:

– Что ты, Сашенька?

А та приговаривает:

– Бери, бери, а то ты взяла да мало!

– Ой, Сашенька, прости, – говорит тетка Василиса, – уж больно засол хороший!

Приходящих Сашенька встречала радушно, говорила: «Какие гости к нам пришли! Тетка Мавра, ставь самовар!» И всегда знала, с какими нуждами, с какими мыслями пришел к ней человек. А то, бывало, и по иному встретит. Однажды собрались к ней две девушки из соседней деревни. Одна другой предложила:

– Давай к Сашеньке сходим, поболтаем!

Собрались, пошли. Приходят – Сашенька их встречает, а тетке Мавре говорит:

– Пока самовар не ставь, поставь на стол миску, да налей холодной воды, да рядом две ложки деревянные положи.

Тетка Мавра удивилась этому. Но сделала, как племянница велела. А Сашенька подошла к той девушке, которая придумала прийти к ней поболтать, взяла ее за руку и говорит:

– Теперь садитесь обе, берите ложки и болтайте.

– Она всех принимала – рассказывала Мария Ефимовна. – Только если кто идет с шельмовством – она не будет принимать. Как я с сестрой ходила своей. Она по матери-то у нас неродная, у отца первая жена умерла. А сестра выросла, вышла замуж. Мужа взяли в армию, тогда Николаевская война была. Как его поминать, по живности ли, убит ли он? Три месяца о нем не слышно. Сестра приходит ко мне:

– Мань, пойдем в Сафониху, к Сашеньке, узнаем, Платон жив или нет.

– Ну пошли мы с ней. А она идет сзади и ворчит песню. Я и говорю:

– Феколка, мы с тобой куда идем-то? К Сашеньке! А ты песню ворчишь – поешь.

– Ну да! Как будто она узнала. Четыре километра!

Ладно, приходим, я постучалась в окошечко. Выходят Сашенька и тетка Мавра. Сашенька:

– А какая к нам хорошая гостья пришла!

Берет за руку меня, а на сестру и говорит:

– А тебе здесь делать нечего. У нас не бардашный дом. Вишь, она песню пела!

Делать нечего, Феколка села на завалинку, на улице, ждет. А я в доме. Сели чай пить, Сашенька сидит: – «Ох-ха, да!» – тетка Мавра слушает. – «Ворота-то широкие, а двери-то узкие. Да ничего, Бог милостив! Господь даст, через три дня домой придет». Тетка Мавра мне говорит:

– Манюшка, чего ж ты пришла-то?

– Да вот Платон, – говорю, – сестрин муж, три месяца слуху никакого не дает.

– Ну ладно, вот что ей скажи. Ворота-то широкие, а двери-то узкие – он в плену. А уж через три дня домой придет. Так и скажи сестре. Пусть через три дня ждет.

Вышла я, опять пошли, дорогой-то она спрашивает:

– Маньк! Что Сашенька сказала-то? Ничего, ни слуху нет?

– Нет, она вот что сказала: «Бог милостив, через три дня домой придет».

– У, какую болтовню... Три месяца слуху нет, а уж через три дня он домой собрался...

Не могла она в это поверить, но проходит день, второй, третий и бежит Феколка.

– Мам! – на мою мать. – Что? Вот я Маньке не поверила, а Платон-то вчера вечером пришел!

– Вот ты, Феколка, какая! А зачем же ты тогда не поверила?...

Еще был случай. Пришла как-то к Сашеньке за советом женщина – ложиться ей на операцию в больницу или нет? Сашенька молча легла на скамейку, закрыла глаза, сложила руки на груди. Ничего не сказала, а женщина поняла: от операции умрет. И не поехала в больницу, а здоровье ее поправилось.

Господь открывал своей избраннице многие людские судьбы, да видно было открыто ей еще и такое, о чем мы никогда не узнаем. Кто расскажет, о чем беседовала она с Богом, постоянно читая Библию и духовные книги? Никто не знал о ее молитвенных размышлениях, о внутренней христианской жизни - это оставалось сокровенной тайной подвижницы. О том, что это было, можно судить лишь по плодам - исцелениям и прозорливости, по той любви, с которой относилась к людям девица Александра. И те случаи, в которых проявлялись плоды благодатных даров, были ярки, легко запоминались в памяти очевидцев, благодаря чему теперь можем узнать о них.

Кроме Онуфриевского храма, Сашенька посещала церкви соседних сел – Петрова, Юркина. Она предсказала судьбу храма Рождества Христова, что в селе Юркино. Однажды в августе, перед Ильиным днем, на который приходился храмовый престольный праздник, Сашенька с теткой Маврой пришли на службу. Сашенька подошла к ящику, где торговали церковными свечами и справила возле него нужду. Вышла из храма, легла на бок прямо на паперти, да под горку скатилась в речку, что возле храма протекала. В речке вымылась, вылезла и мокрая опять зашла в церковь. Тетка Мавра ходит за ней – куда Сашенька, туда и она. Вот и говорит тетка Мавра:

– Придет время – Божий храм будет огажен, а потом очистится, и вновь будет церковь. Так и случилось.

Некоторые люди не понимали Сашеньку. Были и такие, которые ее не любили. На упреки и усмешки блаженная внимания не обращала. Но однажды, когда один из таких людей стал уж очень хулить Имя Божье, плюнула в его огород. Настала осень и урожай у этого человека оказался очень неудачный.

После Октябрьской революции на Сашеньку кто-то донес: обвинили в колдовстве и набожности. Блаженную забрали и посадили в Рузском уезде в тюрьму. Стали морить ее голодом, а иногда давали селедку, без воды. Сашенька такую пищу принимать отказывалась, но при этом оставалась бодрой и здоровой. Видя это, тюремное начальство связалось с Москвой и оттуда прислали инспектора – разобраться, внести ясность.

Инспектор зашел к Сашеньке в камеру. Говорил сначала спокойно, а потом принялся кричать, угрожать. А Сашенька ему в ответ говорит тихо так: «У тебя есть Манька и Дунька, а Манька-то тяжело больна».

Инспектор удивился: надо же, и как узнала? Дунька-то у него была полюбовницей, а Манька – женой.

– Ну и что мне с ними делать? – спросил он, стараясь не выдавать волнения и удивления.

– Оставь Дуньку, а Манька поправится, – ответила Сашенька.

На этом их первая встреча закончилась. Инспектор уехал, перед этим велев освободить блаженную. Столичный представитель не забыл однако напутствия. Поступил по совету. И жена его поправилась. После этого он стал приезжать с женой к Сашеньке, привозил гостинцы. Потом и на могилку наведывался к блаженной с детьми.

На Сашенькиной могилке

Незадолго до своей кончины Сашенька пошла в Онуфриево, в церковь на богослужение, да захватила с собой лопату. На недоумение тетки Мавры возразила:

– Так нужно.

Отстояла службу, вышла из храма, взяла лопату, оставленную на паперти и пошла за алтарь храма. Мавра – за ней. Неподалеку от храма за алтарем Сашенька лопату воткнула в землю со словами:

– Здесь и хорошо будет.

А через некоторое время тетка Мавра, подойдя утром к спящей Сашеньке и пытаясь пробудить ее, удивилась: что же это она не просыпается?.. Смерть блаженной оказалась неожиданной. Она никому не жаловалась ни на что, ничем не болела. Кроме случая с лопатой, ничем не предвещала свою близкую кончину. Произошло это либо в самом конце 1917 года или в 1918 году.

Похороны Сашеньки были необыкновенными. Народу стеклось столько, что когда гроб с телом блаженной под звон колоколов вносили в Онуфриево, конец шествия находился все еще в Сафонихе. Вся дорога длиною около четырех километров была заполнена людьми и подводами. Приехало на отпевание много священников – духовенство почитало Сашеньку. Гроб несли открытый, все могли в последний раз взглянуть на блаженную. Несли ее только незамужние девицы и говорили потом, что было им необыкновенно легко – «не тяжелей, чем ложку поднять». Они часто менялись: каждой хотелось понести гроб.

Было тихо-тихо, несмотря на множество людей. И ветер не дул, так что не погасла ни одна свеча из трех подсвечников, несомых впереди и по бокам гроба. В момент хода процессии из окрестных полей и ближайших лесов прилетели птицы и парили возле гроба блаженной с пением и чириканьем. Во время внесения тела Александры в храм многие свечи на паникадиле и многие лампады в храме сами возгорелись. Отпевали Сашеньку долго. Народ толпился вокруг храма и рады были те, кому посчастливилось оказаться в пределах широкой ограды.

Похоронили блаженную Александру на ее месте, которое она сама себе выбрала и отметила. На могилку поставлены были три креста деревянных – один из Онуфриева, другой – из Волоколамска, третий – Можайский.

Не забывали Сашеньку. Идя в церковь, люди по пути всегда заходили на могилку – помолиться, поклониться блаженной, благословиться у нее. Издалека приезжали – на день рождения, на Пасху и великие праздники – тогда могила вся оказывалась в цветах, украшались цветами и кресты.

Как и раньше шли к праведнице с бедами и болезнями. Однажды, спустя десяток лет со дня кончины Сашеньки, на ее могилу привезли бесноватую. Несчастную женщину страшно ломало, на службе в престольный праздник в Онуфриевском храме она не могла стоять спокойно – то пальцами щелкала, то пела, то вдруг плясать принималась. После Литургии сестра больной привела ее к Сашеньке и на могилу в ноги положила. Женщина кричала:

– Боюсь, боюсь Сашенькиной земли!

Сестра ее крестила и землей с могилки потихонечку обсыпала. Успокоилась больная, встала, – с нее пот ручьем. Сестра ее платком вытирает. Больная спрашивает:

– Господи! Куда же ты меня привезла?

– Привезла к Сашеньке на могилку.

А были они из деревни Сафониха, где жила раньше блаженная Александра. Больная перекрестилась, поклонилась, попросила прощения и поехала домой. Все прошло у нее – исцелила Сашенька.

После переворота 1917 года Онуфриевский храм действовал не долго и вскоре был закрыт.

Во время Великой Отечественной войны при наступлении фашистов Онуфриевский храм был взорван – посчитали, что он может послужить ориентиром для ведения огня. На месте взорванной церкви образовался пруд, находящийся там и по сей день.

Грозило уничтожение и Сашенькиной могилке. По кладбищу возле храма прошел песчаный карьер. Здесь, на этом кладбище покоился прах тетки Мавры, лишь на год пережившей племянницу. Но произошло чудо, лишний раз доказавшее Сашенькину святость – не дойдя до ее могилки работы неожиданно прекратились. И все же Сашенькиным останкам не суждено было оставаться на этом месте.

Со временем, хотя почитание Сашеньки не прекращалось, становилось все больше людей, у которых могила Божьего человека не вызывала чувства благоговения. Сначала сломали ограду. Потом к могиле подвели скотный двор со стоком нечистот. Правда, затем они были убраны, но захоронение оказалось в окружении дачных сараев. На него стекали нечистоты с помоек и свинарников.

В 1996 году одна из московских православных организаций обратилась к благочинному этих мест с просьбой, чтобы какой-либо из храмов Истринского района произвел перезахоронение останков блаженной Александры. Таким храмом по Божьему промыслу стала Церковь Крестовоздвижения в селе Дарна, недавно восстановленная из руин в первоначальной красоте.

Открытие мощей блаженной

В конце мая того же года настоятель храма Крестовоздвижения отец Константин вместе с церковнослужащей Надеждой Антоновой и строителями, которые помогали облагораживать храм в Дарне, приехали в Онуфриево. Там уже поджидали их местные жители, почитатели могилы Сашеньки. Батюшка сказал торжественное слово в память о блаженной и начал служить панихиду. Затем строители вместе с местными жителями принялись открывать мощи. Во время работ Надежда и другие собравшиеся люди постоянно читали акафисты Иисусу Христу, Божьей Матери, Николаю Угоднику и другим святым, угодникам Божьим.

Грунт на могиле оказался тяжелым. Мелкая щебенка чередовалась с крупными камнями, плотной, малоподатливой землей. Прошло около шести часов, а мощи все не открывались. В этот период между отцом Константином и одним из местных жителей, чей сарай с нечистотами был рядом с могилой блаженной Сашеньки, состоялся следующий диалог.

– Приятно ли будет вам, если на вашей могиле сделают туалет? – спросил батюшка.

– Мне все равно, что будет после моей смерти, – ответил мужчина.

После этих слов разговор сам собой закончился. Да и о чем еще можно было говорить с владельцем сарая. Он и многие другие люди места под свои постройки получили на территории церковного кладбища. Копая погреба, не раз натыкались они на захоронения. Найденные останки людей и гробов просто выбрасывали. Шло время. Сын владельца сарая поехал кататься на автомобиле и попал в автокатастрофу. Парень получил тяжелые травмы и потерял рассудок. Неудачно сложились судьбы и у многих других застройщиков. Случайно ли это?

Тем временем открытие Сашенькиной могилы продолжалось. Один из строителей решил ударить ломом очередной камень в углу ямы и лом неожиданно провалился в пустоту. Строитель еще раз аккуратно ударил ломом, земля провалилась и открыла голову блаженной.

Головка Сашеньки была повязана платочком, на котором увидели вышитые красные цветы. Ее нательный светленький крестик был вырезан из дуба – работа тончайшая. И сохранился хорошо – словно новый. В руках у Сашеньки были свеча и икона (лик не сохранился). Сашенькины останки аккуратно переложили в новый гроб, который затем перевезли в Дарну. Баба Маня, приехавшая на перезахоронение, удивилась:

– Надо же, гробик точно по ее росту.

За алтарем храма Крестовоздвижения уже была выкопана новая могила. В нее торжественно опустили мощи блаженной. Отец Константин взял из гроба лишь свечной огарочек, отнес его в храм, в алтарь. И возжег от этого огарочка все лампады в алтаре и храме. В знак преемственности от старых поколений, живших на Святой Руси, святой православной веры.

Из разросшихся кустов белой сирени, окружающих старую могилку праведницы, взяли и рассадили на новом месте маленькие кустики сирени – и сделали это с сердечной радостью. Вновь каждой весной захоронение блаженной Александры будет украшаться душистыми цветами благоуханной, чистейшей белой сирени...

Так Сашенька пожелала...

Могилу блаженной рабочие обложили природным камнем, перпендикулярно алтарю храма и установили деревянный крест. Батюшка все тщательно проверил, освятил крещенской водой крест и могилку, отслужил панихиду. А наутро пошел проведать Александру и остановился в недоумении. Вся могила с природными камнями оказалась несколько повернута в сторону. Отец Константин позвал рабочих и указал им на случившееся. Рабочие снова натянули шнурку от креста могилы до алтаря храма, четко выставили прямой угол и снова переложили природные камни в том порядке, какой был сначала. Однако на следующее утро все увидели, что камни опять повернуты несколько в сторону. И поняли, что это сама Сашенька так пожелала. И по сей день могила и крест деревянный находятся в таком положении.

А вот еще один случай. Батюшка собирался облагородить место возле могилы хорошей тротуарной плиткой и никак не мог приобрести ту плитку, которая была бы достойна такого места. По прошествии некоторого времени он уже собрался ехать в Москву, дабы там приобрести искомое. Каково же было его удивление, когда наутро перед поездкой он увидел напротив могилы блаженной, на дороге, стенд с образцами плитки, какую хотел приобрести. Человек, стоявший у стенда, пояснил батюшке, как найти его фирму. Отец Константин поехал туда, прошел к администратору и рассказал ему о храме, и о блаженной. Узнав о Александре, руководство фирмы пожертвовало необходимое количество плитки на украшение ее могилы.

По Христовой дорожке...

Догорает свеча. Огонек пламени цепляется за тающий фитилек, то ярче, то тише. Восковые слезы твердеют, на глазах превращаясь в причудливые фигурки. А в темноту отбрасываются трескучие искорки вместе с дымными облаками копоти. Но от тающего огня загораются новые. И плывет по храму немеркнущий свет. Свет Христовой веры, свет надежды и любви. Если так, то не забыта в родных местах блаженная Александра. Не смотря на прошедшие годы, на беды и горести.

– Да вот она, как живая, – вспоминает Александра Семеновна Коламанкина из деревни Раково. – Идет к нам во двор, росточку небольшая, волосы светлые, под платочек убраны, ногами босая. Мы ее спать у себя оставляли. Ляжем на полати с сестрой, посередке ее положим. Она нас все в головки целует, по волосам гладит.

За окошком непроглядная осенняя ночь. Тишина кругом. Только бабушка ворочается у печки на теплой лавочке. Вздыхает, не спит. Садится, свешивая на пол изработанные ноги.

– Спишь, Сашенька, аль нет?

– Угу, – откликается блаженная.

– Что-то от Семки нашего вестей нету. Не убили ли его ерманцы. Что скажешь, слышь?

Молчит Сашенька. И бабушка укладывается кряхтя. Утром увидит она, как возьмет Сашенька полотенце, замотает правую руку, так и пойдет по избе. Ничего не скажет.

– Жив касатик, – догадается старуха, – рука токо постреляна.

За лесом, в деревушке Загорье мается другая женщина – ждет мужа с войны. Но нет его и нет от него никаких вестей. Идет мимо двора Сашенька. Ефросинья спешит к ней навстречу.

– Сашенька, голубушка, не ведаешь ли, что с Васей моим?

Сашенька головку клонит, свои ноги босые рассматривает, говорит тихо: «Большой двор, лошадка серенькая, он за ней ходит». У Ефросиньи теплеет на сердце. Однажды в церкви подходит Сашенька к Фросе и протягивает руку – «Здравствуйте!» – Что за диво?! Что сказать хочет? Неужели это о муже моем, – смекает Ефросинья. Дня через три-четыре, ближе к ночи, услышала Фрося шаги по двору. Стукнули в окошко легонько. «Открывай родимая!» От нежданной радости перехватило дух, не помня себя метнулась к двери – Васенька вернулся.

Эту историю уже рассказала нам Пелагея Васильевна Сорокина, до сих пор живущая в Загорье. Во многом помогла Сашенька ее семье, родителям – Ефросинье Васильевне и Василию Степановичу. Помнится, задумали они корову покупать. Детей-то надо молоком поддержать. Да только как бы не сплоховать, как бы не обманули при покупке ушлые торгаши?

– Давай Сашеньку с собой возьмем, – предложила мать.

– Давай, – соглашается отец.

Поехали под Волково, в сторону Рузы. Тихо бредет лошаденка, молчит Сашенька, сидящая на телеге. Молчат и родители. Вошли в одну деревню, проехали. Вторую миновали. Сашенька изредка покрикивает на Василия: «Правь, правь!» «Господи, Сашенька, да уж истомились». Блаженная помалкивает. Въехали, наконец, еще в одну деревню. Сашенька велела остановиться возле дома плохонького, вросшего нижними венцами в землю, крытого соломой.

– Здесь и берите!

У хозяев две буренки. Ефросинье и Василию понравилась одна корова, а Сашенька на другую пальцем показывает.

– Ой, неказиста-то, рыженькая, маленькая.

– Берите! – молвит Сашенька

Делать нечего. Взяли. Молча поехали назад. Ближе к Загорью Василий забеспокоился.

– Негоже, мать, нам с такой коровой в деревню въезжать по-светлому. Засмеют.

В лесочке дождались темноты. Тогда поехали. А корова оказалась на редкость удойной. Все соседи обзавидовались.

Много еще случаев, связанных с участием Сашеньки, помнят Александра Семеновна Коламанкина и Пелагея Васильевна Сорокина. Но особо памятна внезапная кончина блаженной, ее многолюдные похороны. Слово в слово повторяют пожилые женщины рассказ Марии Ефимовны Кузнецовой. И про птиц, слетевшихся ко гробу, и про внезапно погасшие после отпевания свечи. А ведь в разных деревнях жили, друг дружку не знали.

– Сашенька сказала мне однажды – говорит Александра Семеновна Коламанкина, – никогда не пойду по мирской дорожке, пойду по Христовой. Вот и шла... Шла и молилась за всех нас, неся нам Любовь Божью и Веру. И по молитвам ее, и других угодников Божьих жива земля Русская.