Воспоминания А. М. Шуберт. Семейство Цуриковых. 1960-е годы
НИОР РГБ. Ф. 547. П. 8. Д. 8

Архивный документ приводится не полностью, отобраны только сведения по исследуемой теме

Л. 2: В 1817 году крепостной мельник и плотинщик Григорий Михайлович Цуриков (рождения 1782 года) состоял на откупе у своего барина Павла Ивановича Голохвастова, проживавшего в своем поместье Покровском-Рубцове близ Новоиерусалимского монастыря Московской губернии Звенигородского уезда, и арендовал у экономических крестьян деревни Ивановской того же уезда пустопорожнюю землю на реке Истре, негодную для полевых работ. Земля же эта, носившая название «Коровий брод», служила крестьянам местом для прогона скота на водопой. Никто другой этой болотистой местностью не интересовался и против аренды Цурикова не возражал. Цуриков же имел в виду постройку здесь водяной «мукомольни» и «сукновального амбара». Место являлось для этого подходящим, поскольку оно находилось в глубокой лощине между двумя значительными возвышенностями: так называемой Павловской горой с одной стороны, и Ивановской горой с другой.

На Павловской горе лежала деревня того же именования, откуда дорога вела вниз к реке Истре. Между обоими взгорьями раскинулись тучные заливные луга, на что указывало и название лежащего ниже по реке села Лужки. Вода была здесь чистой и протекала под сравнительно большим напором. Для увеличения этого напора Цуриков построил у Коровьего брода большую плотину, которая сохранялась в целости еще во время войны 1941 года. Такой напор воды был нужен Цурикову для приведения в движение построенной им здесь мельницы. Перед плотиной образовалось глубокое водохранилище, излишки воды которого сбрасывались в ту же Истру по вырытому Цуриковым обводному каналу, оканчивающимся значительно ниже плотины. А перед плотиной образовался теперь переезд – «брод», к которому подходила дорога от Московского шоссе к так называемой Павловской слободе, где имелась казенная суконная фабрика. Для себя же и для своей семьи Цуриков построил недалеко от мельницы на берегу канала избу, куда и переселился.

Цуриков никогда не молол на своей мельнице муку, но промывал на ней сукна, которые доставлялись ему с этой целью с суконной фабрики в казенном Павловском. А поэтому понятно, почему мельница Цурикова никогда не называлась «мельницей», а называлась «мелющей». Казенная фабрика как-то этот труд Цурикова оплачивала и стала давать ему значительный доход. Так было положено начало Ивановской суконной фабрике.

Мать Павла Григорьевича (рождения 1785 года) происходила из семьи крестьян Ивановской деревни Засыпкиных. Как известно, крестьяне Л. 3: в дореволюционное время не имели фамилий, то есть названий общих для всех ее членов и передаваемых их по наследству из поколения в поколение. Это было привилегией дворянства, а прочие люди получали только свое имя собственное, даваемое священником при крещении, а некоторые получали в придачу еще прозвище. Часто к имени собственному добавлялись некоторое указание на имя собственное отца, откуда появились многочисленные «Ивановы», «Петровы» и другие. Однако эти добавления были нестойкими. ... Потребность в получении фамилий появлялась при поступлении в школу или куда-нибудь на работу. И тогда в школе, хозяева предприятия и волостное правление давали их своим питомцам и служащим по своему произволу. Фамилия жены Цурикова могла произойти от прозвища, если например члены семьи в чем-то помогали в работах Цурикову и что-то «засыпали» при постройке их плотины и мельницы.

В 1817 году у Цуриковых имелся дома только один ребенок – сын Павел (рождения 1812 года) (и дописано: дочь Александра, рождения 1804 года). В течение ближайших 2 лет у него народились еще 2 дочери: Наталья (1818) и Матрена (1821) – наша прабабушка.

Л. 4: О том, что у нашего предка Григория Михайловича Цурикова имелись какие-то родственные связи с крепостными деревни Ивановской, мне не раз говорил мой дядя Сергей Максимович Попов, сделавшийся через ряд лет владельцем Ивановской фабрики. Как-то в 1890-х годах указал он мне на проходившего мимо нас ивановского крестьянина и сказал: «Посмотри, вот идет твой дядя Зима».

Возможен однако еще другой вариант происхождения семьи Григория Михайловича Цурикова: согласно последнему он был женат не на крестьянке дереревни Ивановой, а на крепостной господ Голохвастовых в имении Покровском-Рубцово. Краткое упоминание об этом нашла когда-то в нашем семейном архиве. Это наводит на мысль о том, что Григорий Михайлович был женат на Матрене Онисимовне вторым браком и соответствует тому, что между рождением первого ребенка Цурикова (дочери Александра) и рождением второго его ребенка (сына Павла) прошло не много не мало как 8 лет! А также что Григорий Михайлович сохранял некоторые личные связи с Покровским-Рубцово много лет спустя. (Зачеркнуто: Кроме того становится понятным, почему Г. М. при возвращении к нему дочери Александры не стал поселять ее в один дом с другими своими детьми – ведь это были дети от разных браков, выросшие отдельно друг от друга. Постройка Цуриковым второй избы становится в таком случае понятной).

Надо думать, что описанное выше сложное предприятие по эксплуатации «коровьего брода» в 1817 году сложилось у Цурикова еще до этого года, поскольку эта местность Ивановского была ему знакома и раньше, тем более, что он где-то поблизости проживал. Но чем он в те предшествующие годы промышлял, и как приобретал средства для построения мельницы и плотины – неизвестно.

О том, что Цуриков здесь проживал с семьей еще в 1812 году при нашествии в России Наполеона, известно из следующего рассказа нашей бабушки, младшей дочери Цурикова, Матрены Григорьевны. Как-то отец шел около деревни Ивановской и заметил стоящего у высокого и крутого обрыва над Истрой француза из армии Наполеона. Тот стоял к Цурикову спиной и любовался возможно видом. Цуриков подошел к нему сзади и столкнул его с обрыва. Тот полетел вниз и возможно разбился насмерть. Мы же дети и все окружающие нас взрослые Л. 5: воспринимали этот поступок нашего прадеда как героический – поскольку французы являлись в те далекие времена как захватчики нашими врагами.

Но существуют рассказы и о еще более далеком прошлом семьи Цурикова. Так в ней из поколения в поколение передавалось утверждение, что Цуриковы были выходцами из Швейцарии, а именно из Цюриха, откуда и произошла фамилия «Цуриковых». Как ни проблематична была эта версия, следует иметь ввиду, что в каждой легенде и даже старинной песне кроется некое зерно истины. ... Возможно, что в рассказах Цуриковых о происхождении их семьи также кроется свое зерно истины. Как иначе объяснить то, что невежественная и большей частью безграмотная семья Цуриковых так настаивает на своей связи с далеким иностранным городом? Ведь вполне вероятно, что один из предков Цуриковых, попав когда-то в Россию, был закрепощен каким-нибудь помещиком, что как известно практиковалось в далекие времена. Имеются даже некоторые косвенные указания на то, в каких именно районах России такое закрепощение швейцарского выходца могло произойти.

Едва ли в центральных, поскольку все знавшие и помнившие Григория Михайловича Цурикова одинаково свидетельствуют, что он «окал», что несвойственно подмосковным жителям, но зато неизменно отмечается ... у живущих на севере и на Волге. Позднее нам стали известны еще и другие более достоверные данные о возможном иностранном происхождении Цуриковых. Так наш дядя Сергей Михайлович Попов (внук Григория Михайловича) проживая до революции на Ивановской фабрике, получил однажды приглашение от одной помещицы приехать к ней в ее поместье, обещая рассказать ему о каких-то интересных данных, касающиеся происхождения его предков Цуриковых. Дядя обещал к ней приехать, но так и не собрался до самой Революции, когда и сам был вынужден покинуть навсегда свои родные места. ... Да и внешний облик потомков Цуриковых отнюдь не обнаруживал их крестьянского происхождения. Большинство из них, за малым исключением, отличались тонкими чертами лица и небольшими руками и ногами.

Спустя несколько лет после постройки Цуриковым плотины и мельницы на Истре предприятие его оказалось настолько прибыльным, что он перестал удовлетворяться промывкой чужих сукон и задумал Л. 6: организовать близ Ивановской собственное суконное производство. Однако это ему было недоступно, поскольку он был крепостным и не имел права купить себе соответствующий участок земли. Тогда он вошел в согласие с неким Сырейщиковым, человеком с некоторыми средствами и независимым. И тогда они начали строить вместе фабрику на месте Коровьего брода. Для организации соответствующих работ ими были приглашены специалисты, в основном кажется немцы. Наконец фабрика была в основном готова и начала работать. Дело оказалось стоящим, и доходы Цурикова продолжали расти.

Однако домашний быт Цуриковых оставался прежним. В то время как Сырейщиков построил себе на месте, купленном для фабрики, каменный особняк из 4 комнат со всеми удобствами. Григорий Михайлович продолжал жить в своей избе в обстановке простого крестьянина. Об этом его быте впоследствии рассказывала молодая дворянка Анна Сергеевна Мингалева (будущая невестка Григория Михайловича), проживающая в городе Воскресенске. Как-то, еще до своего замужества проезжая на богомолье в Аносин монастырь мимо избы Цуриковых постучала к ним и попросила дать напиться воды. И вот к ней вышел сын Цурикова Павел и подал ей ковшик с водой. Это была первая встреча с Мингалевыми. Павел Григорьевич, пленившись красотой и изяществом Анны Сергеевны, влюбился в нее и тогда же затаил желание женится на ней, когда он будет владельцем фабрики, но никому об этом заранее не рассказывал.

Между тем дети Цурикова подрастали и в начале 1830-х сын их Павел достиг совершеннолетия. Тогда его отец перевел свое дело на его имя. Надо сказать, что как этот Павел, так и все его сестры и младший брат Иван были уже давно выкуплены отцом из крепостной зависимости. Теперь старший сын Павел был причислен к Звенигородскому 3-й гильдии купечеству.

К 1835 году Григорий Михайлович был уже настолько богат, что смог выкупить у Сырейщикова все свое дело на владение фабрикой и сделался ее единым владельцем. Постепенно он стал одним из самых богатых и уважаемых лиц Звенигородского уезда, а его сын Павел – богатым женихом. Григорий Михайлович был грамотен, и сохранившиеся на его имя письма бывали написаны в самых почтительных выражениях. Однако грамотность его старшего сына оставалась на том же примерно уровне, как и его собственная, а все три дочери Григория Михайловича оставались и вовсе неграмотными.

Когда после этого Сырейщиков и его жена уехали совсем с фабрики (зачеркнуто: Григорий Михайлович переселил в опустевший особняк свою старшую дочь Александру Григорьевну, которой был 31 год с ее семьей), а сам остался жить с женой и детьми в избах у канавы.

Л. 7: После того как Григорий Михайлович стал единоличным владельцем Ивановской фабрики, он сделал своего сына Павла ее совладельцем, а последний сделался богатым женихом, и тогда Григорий Михайлович стал склоняться к тому, чтобы приблизить его к местному дворянству. Он присватал его к дочери Воскресенского домовладельца отставного коллежского асессора Сергея Егоровича Мингалева, проживавшего с 5 детьми в этом маленьком заштатном городе рядом с Новоиерусалимским монастырем. Вероятно финансовое положение этой семьи Мингалевых было тогда тяжелым, если она не уклонилась от сватовства ее дочери с Ивановским мужичком.

За период, последовавший за их помолвкой, Павел Григорьевич и Анна Сергеевна стали друг с другом переписываться. В сохранившихся ее письмах к нему она писала: «как скучает подолгу, не видя его, и как она ждет их свидания». Сомнительно конечно, чтобы Анна Сергеевна действительно испытывала к нему какие-нибудь нежные чувства – ведь он не умел держать себя в более менее культурном обществе, (зачеркнуто: например рыгал за столом). ...

Ко времени их помолвки Павел Григорьевич уже значительно изменил свой внешний облик. Если его отец, судя по сохранившемуся портрету, продолжал ходить в крестьянской одежде и носить длинную бороду по пояс, то сын уже брил лицо и только сохранял деревенскую шевелюру. Свои Л. 8: длинные волосы он расчесывал спереди прямым пробором и подстригал их только сзади под самую кромку глиняного горшка, который с этой целью предварительно надевал на голову – так было принято поступать в деревнях при стрижке волос. Он носил пиджаки, сюртуки и длинные брюки на выпуск. И на голову надевал, когда ехал в Москву, даже цилиндр, который хранил в большом футляре. В отличие от своего жениха Анна Сергеевна была благовоспитанной светской барышней, получившей хорошее домашнее образование, причем владела французским языком.

Венчание Павла Григорьевича и Анны Сергеевны произошло в приходе Цуриковых в церкви села Лужки в трех верстах от Ивановской фабрики 16 мая 1837 года. К этому сроку отец Павла Григорьевича построил для сына и своей «невестки-барыни» отдельный домик напротив своих изб. Это было деревянное строение из 4 комнат с мезонином, с двумя открытыми террасами и теплой уборной. Вокруг этого домика был разбит сад с цветником. Как видно Григорий Михайлович считал недостойным для Анны Сергеевны поселить ее в одной из своих изб среди куч своих детей.

После свадьбы Павел Григорьевич счел своим долгом нанести вместе молодой женой визит барину своего отца – П. И. Голохвастову. Они поехали к нему в имение Покровское-Рубцово и отвезли ему в подарок большую корзину каких-то очень хороших фруктов. Однако Голохвастов не счел возможным допустить своего бывшего крепостного в свои внутренние покои и принял молодых в передней, хотя до этого Анна Сергеевна бывала принята в его доме и танцевала у него на балах.

Л. 9: Личные отношения между столь разными по своему образованию и привычкам людей, как Павел Григорьевич и Анна Сергеевна сложились после свадьбы более благополучно, чем это можно было бы ожидать. Павел Григорьевич относился к своей молодой жене с неизменным уважением и мягко, ласково называл ее «Аннатутенькой». Анна Сергеевна со своей стороны со свойственным ей тактом никогда не давала тестю и другим своим родственникам почувствовать свое культурное превосходство. При встречах и прощаниях муж и жена целовали друг другу руки.

Павел Григорьевич охотно пошел на перестройку всего прежнего Цуриковского домашнего уклада. Так началась их мирная и в общем благополучная семейная жизнь. В течении нескольких лет (не менее 6 лет подряд) они прожили в своем особняке против изб Григория Михайловича, а затем приступили к построению своего комфортного дома перед воротами фабрики. Анна Сергеевна стала возобновлять свои прежние связи с окружающей помещичьей знатью, а принимать ее было негде. О новом доме молодых Цуриковых придется сказать особо и более подробно.

Пока Анна Сергеевна вела хозяйство, на фабрике Павел Григорьевич вместе с отцом продолжал совершенствовать суконное производство. В техническую сторону этого дела Анна Сергеевна, конечно, не вмешивалась, но ее стремление к красоте явно сказывалось на обильном украшательстве фабричных строений, карнизы и входы в красные кирпичные корпуса снабжались разделкой из белого кирпича. Высокий деревянный забор вокруг всех зданий фабрики был украшен несколькими красивыми башенками, в одну из которых были вмонтированы часы, которые показывали время еще до первых годов Революции. Все деревянные подсобные помещения окрашивались в нежный светло-серый тон с белой разделкой. В итоге Ивановская фабрика получил прозвание «красавицы фабрики».

Выход замуж Анны Сергеевны за богатого человека явилось истинным благодеянием для ее семьи. Оба ее брата, Александр и Василий, окончили Московский Университет, по юрфаку: обе ее сестры, Любовь и София, окончили институт Святой Екатерины для благородных девиц в Москве. Одна из них – Любовь Сергеевна – сделалась впоследствии классной дамой, а затем и начальницей этого наиболее аристократического женского среднего учебного заведения в Москве.

Очень большое культурное влияние стала она оказывать на всю семью Цуриковых. Так она позаботилась о том, чтобы научить грамоте младшую сестру своего мужа Матрену Григорьевну. Последней Л. 10: тогда было 16 лет и она рисковала остаться такой же неграмотной, как ее сестры. И вот к ней был приглашен какой-то учитель в Покровском-Рубцове – вероятно из церковного причта. Из-за дальнего расстояния Матреше приходилось для получения уроков иногда проживать у кого-то. Сохранилось письмо от учителя к ее отцу Григорию Михайловичу. В одном из них он спрашивал, почему Матрена Григорьевна давно не приходит к нему учиться? «Может быть» – спрашивал далее – «она совсем выучилась или не совсем»?

Анна Сергеевна пыталась также научить свою золовку игре на рояле, но из этого ничего не вышло. Не помню я также того, чтобы впоследствии наша бабушка (Матрена Григорьевна), хоть когда-нибудь держала в руках книгу: как видно «она выучилась не совсем». Но зато она была живой, приветливой, доброй девушкой и всеобщей любимицей.

Строя себе новый дом, Павел Григорьевич и Анна Сергеевна, не стали беспокоить старшую сестру Павла Григорьевича Александру Григорьевну Кручинину, и та спокойно продолжала жить в каменном особняке при фабрике, называемом флигелем – сначала жила одна, а потом со своей дочерью Анной Ивановной. А. И. в 1850-х годах вышла замуж за Ивана Яковлевича Сироткина, который был до женитьбы служащим магазина Попова. Анна Ивановна Сироткина скончалась от туберкулеза в 1865 году, 24 лет, и похоронена на кладбище в Лужках.

Л. 11: Года через 2 после женитьбы Павла Григорьевича и Анны Сергеевны в семье Цуриковых была отпразднована еще одна свадьба: была выдана замуж вторая дочь Григория Михайловича, Наталья, 22 лет. Венчание произошло в Лужковской церкви 14 января 1840 года, а не в Москве, в приходе жениха. ... Григорий Михайлович явно становился главой всей семьи. ... Этот брак явился некоей социальной деградацией в семье Цуриковых, поскольку жених был не купец, а мещанин «Напрудной Слободы» Дмитрий Васильевич Финляндский, названый в церковной книге вероятно по безграмотности как «Вифлянский». ... (Все приведенные справки о социальном принадлежности Цуриковых взяты из церковных записей, выписанных Л. 12: тогда дядей С. М. Поповым). ...

После свадьбы молодые Финляндские уехали жить в Москву, где муж Натальи Григорьевны открыл суконную торговлю. Впрочем через некоторое время он ее ликвидировал. Вместо нее его сын Николай Дмитриевич, а впоследствии его внук Павел Никитович (правнук Григория Михайловича) стали владельцами колокольного завода на улице Балчуг. Такая резкая смена Финляндскими производственных интересов не вызвала у Цуриковых ни симпатии, ни доверия, что в дальнейшем резко обнаружилось ... (По сведениям в 1940-х умер последний из Финляндских и эта линия Цуриковых оборвалась).

Достойного себе советника и помощника в торговле Цуриков навел в лице Московского владельца двух суконных магазинов Максима Ефимовича Попова – нашего будущего деда. Он наезжал на Ивановскую фабрику для покупки сукна и скоро завоевал симпатии отца и сына Цуриковых. Он был сыном мелкого лавочника в городе Бобрики Епифанского уезда Рязанской губернии, торговал между прочим водкой и обучался в свое время грамоте у дьячка. ... В это время ему было 26 лет, у Григория Михайловича была дочь на выданье 22 лет – Матрена Григорьевна, и Максим Ефимович Л. 13: к ней посватался. Предложение его было принято отцом и молодыми Цуриковыми – Павлом Григорьевичем и Анной Сергеевной. Эта двойная удача (получение представительства на Цуриковское сукно и согласие на брак с младшей дочерью Григория Михайловича) привело его в такой восторг, что он, возвращаясь в Москву и переезжая через Истру по броду ниже плотины выстрелил в воздух из ружья. Этой комбинацией остались недовольны Финляндские. ...

Венчание нашей бабушки Матрены Григорьевны с нашим дедом Максимом Ефимовичем произошло 29 мая 1843 года конечно в их приходе села Лужки. Празднование свадьбы было устроено в домике Павла Григорьевича и Анны Сергеевны против изб Григория Михайловича. ... После свадьбы молодые Поповы уехали в Москву.

Если Анна Сергеевна лишь косвенно влияя на строительство Ивановской фабрики, смогла все же придать ей исключительно привлекательный вид, то ее тонкий вкус и изобретательность сказались тем более при построении молодыми Цуриковыми их нового хозяйственного дома перед воротами фабрики, где она была уже почти полной хозяйкой.

Этот дом был поставлен у круто спускавшейся дороги из деревни Ивановской к броду и к избам Григория Михайловича. Дальше за фабрикой дорога тянулась по правому берегу Истры в другие селения. Большой участок земли вокруг дома был отведен под сад и захватывал «Коровий брод». Этот приусадебный участок был отведен от дороги затейливым деревянным забором. В новом доме имелось 7 больших комнат с высокими потолками и окнами по типу солидных помещичьих домов. Кухня устроена отдельно в одной из комнат рядом стоявшего домика Александры Григорьевны. Она соединялась с главным домом длинной застекленной галереей. Были проведены водопровод и канализация. ...

Л. 14: Нижний сад оказался на берегу проложенного водоотводного канала с водой более чистою, чем сама Истра. На этом канале устроена купальня ... к ней вел из сада мостик. ... В этой купальне Анна Сергеевна купалась ... при этом изгоняла оттуда некоторых своих любимых дворовых собак, так как она не позволяла себе купаться, если это были кобели. ... Оранжерея была построена не раньше, чем через 7 лет после свадьбы Павла Григорьевича и Анны Сергеевны. ... Не знаю, когда были снесены избы Григория Михайловича, так как оранжерея стояла на их месте.

Когда дом Павла Григорьевича и Анны Сергеевны был готов и обставлен, Анна Сергеевна стала принимать к себе окрестную знать. У Цуриковых в их богатом и хлебосольном доме стали бывать среди окрестных помещиков даже сыновья бывшего барина Григория Михайловича Цурикова – братья П. и М. Голохвастовы. Впрочем говорили, что они бывали в Ивановском не только для того, чтобы сладко поесть и попить, а может быть главным образом, чтобы призанять у Цуриковых денег. Всякие съестные продукты более изысканные им присылали из Москвы, причем систематически привозил их местный лавочник ... Захар Афанасьевич Кухтин. Он выполнял и другие мелкие поручения Анны Сергеевны. Кухтин держал у себя лошадей, на которых при помощи трех своих сыновей увозил и привозил гостей Цуриковых. Его главным делом была доставка в Москву с фабрики Цуриковских сукон. Так как фабрика лежала далеко от Москвы и железной дороги, то ... Л. 15: везли по шоссе в Москву на расстоянии всех 50 верст. И я ни разу не слышала, чтобы при перевозке что-либо из сукон пропадало.

Так складывалась и протекала в Ивановском жизнь молодой четы Цуриковых. Они оставались бездетными и потому женитьба Максима Ефимовича на Матрене Григорьевне внесла новое содержание в их жизнь. ... Каждые полтора-два года у Поповых появлялись новые дети, и у Анны Сергеевны ее неизжитое материнское чувство получало новые объекты для ее забот и ласки. ...

В 1856 году Максим Ефимович купил в Москве более обширное владение на Новинском бульваре на углу Кудринского переулка и площади. С этих годов Цуриковы имели твердую базу при своих приездах сюда из Ивановского. Они даже получили для себя особую комнату, в которой постоянно хранился в огромном футляре цилиндр Павла Григорьевича, а вся эта комната стала именоваться «комнатой дядюшки».

После 6-7 лет мирной и спокойной жизни в Варсонофьевском перелке семьи Поповых и Цуриковых постигли печальные события: весной 1852 года скончался в Ивановском основатель фабрики – Григорий Михайлович Цуриков на 70-м году жизни. Он умер от воспаления легких после того, как простоял всю Пасхальную заутреню в церкви села Лужки в мокрых сапогах. Похоронен он был в Лужках за церковной оградой. Над его могилой был воздвигнут памятник, который сохранялся еще ряд лет после Революции. Как говорили, Григорий Михайлович скончался в своих избах, прожив в них до конца своей жизни. Возможно, что только тогда эти избы были снесены, а на их месте были построена оранжерея для сада Анны Сергеевны. Где стала проживать после этого его жена Матрена Онисимовна – мне неизвестно. Никаких следов ее могилы не было позднее ни в Лужках, ни в Ивановском, ни в Москве. Да и дата ее смерти (1867 год) не достоверна. Дата ее рождения где-то точно указана – 15.6.1785.

Л. 16: Случаи смерти среди родственников следовали затем в те годы один за другим. В 1854 году 4.4 скончался племянник Матрены Григорьевны и Павла Григорьевича – Алексей Иванович Кручинин, пасынок старшей сестры Александры Григорьевны и Ивана Алексеевича Кручининых, продолжавшей проживать в Ивановском. Этот Кручинин умер молодым ... в возрасте 31 года. Жил он очевидно в Москве и поэтому его похоронили на Ваганьковском кладбище, где к тому времени Цуриковы и Поповы приобрели большое место, где и стали хоронить всех своих родных. Над могилой Алексея Ивановича воздвигли огромный гранитный памятник, который стоит там и до сих пор.

Спустя не многим более полугода, 14.1.1855 рядом с ним похоронили младшего сына Григория Михайловича – Ивана Григорьевича, умершего в 25 лет от туберкулеза. На его могиле поставлен столь же огромный памятник. Я помню его портрет маслом. Это был красивый молодой человек, хорошо одетый. Дядя Сергей Максимович очень дорожил этим портретом – он не сохранил ни одного портрета своего деда Григория Михайловича Цурикова, а портрет его сына просил всех сберечь. В годы Революции Сергей Максимович отвез портрет к своей сестре Марии Максимовне Савицкой и просил беречь портрет. Портрет этот был хорошего письма маслом, поэтому вероятно он был отобран у нее позднее ее внуками Страментовыми и вероятно затем продан за хорошие деньги. Потомства Иван Григорьевич не оставил и таким образом иссякла эта основная линия потомства Цурикова. ...

Л. 17: То, что Поповы 2 раза называли своих детей Иваном, свидетельствует о том, что это делалось в память Ивана Григорьевича Цурикова. ... Так как свободного места на их участке (на Ваганьковском кладбище) больше не осталось, Максим Ефимович решил его законсервировать. Возможно, что М. Е. приступил к этой консервации в середине 1850-х годов. ... После смерти Григория Максимовича, его сын Павел Григорьевич сделался главой и до известной степени вершителем судеб обеих родственных семей – Поповых и Цуриковых, в Москве и Ивановском.

На фабрике он проявлял некоторое самодурство: самолично раздавал жалование рабочим, причем нередко совершенно произвольно. Никаких записей он при этой раздаче зарплаты не вел, а вся отчетность на Ивановской фабрике стояла там, как говорилось, даже ниже, чем при его отце Григории Михайловиче. Когда ему на это указывали, он говорил, что «всякая бухгалтерия у меня в кармане». В отношении служащих мастеров-немцев он этого не позволял, так как они были все-таки иностранцы, да и немцы представляли из себя несколько замкнутый кружок, личный контакт с хозяевами ограничивался сферой производства и их редкими визитами к хозяевам вместе со своими семьями по большим праздникам. Знавала я всех этих Кеншей, Шенейхов и Вейсов главным образом только в лицо: с русскими служащими они не сливались.

Анна Сергеевна оставалась далекой и от тех и от других и занималась на фабрике главным образом ее украшательством, а Павел Григорьевич, помимо производства и продажи сукна, занимался скупкой соседних поместий и лесов (для отопления фабрики) и усердным храмостроительством. Он совершил далекое паломничество в Старый Иерусалим, который находился тогда на территории, принадлежащей Турции и сделал там много пожертвований в пользу православной церкви. Он позолотил огромный купол главного храма в Новом Иерусалиме. Наконец он построил в 1868 в Ивановском церковь. Место для нее было выбрано (вероятно по совету все той же Анны Сергеевны) исключительно удачно – на продолжении Ивановой горы как раз над новым домом Цуриковых в 1 версте от деревни. Ее белая колокольня была видна издалека, и звон ее колоколов бывал порою слышен за несколько верст. От церкви спускалась вниз крутая чугунная лестница чуть ли не прямо к крыльцу Цуриковых. Сзади нее были построены дома для причта (так называемая «Поповка»), а рядом — церковно-приходская школа.

Л. 20: Его розничный магазин на Тверской, открытый еще в 1847 году, был теперь известен всем в Москве и далеко за ее приделами. Это зависело в значительной степени от того, что Максим Ефимович имел представительство от Ивановской фабрики, а высокое качество Цуриковских сукон получило признание на международной промышленной выставке в Вене в 1867 году. Максим Ефимович сам ездил на эту выставку, а оттуда съездил еще в Лондон.

Но все же главой семьи оставался Павел Григорьевич Цуриков. Ни одно важное решение в семье Поповых не принималось без санкции Павла Григорьевича, а если принималось, то вызывало неудовольствие последнего. ... Не меньшее, если не большее неудовольствие вызвало у Павла Григорьевича помолвка моих отца и матери. Он считал совершено недопустимым выход замуж дочери Максима Ефимовича Попова за его бывшего приказчика. ... Павлу Григорьевичу было далеко не по душе и то, что мать нашего отца была актриса. ...

Л. 22: В 1878 году скончался Павел Григорьевич Цуриков. Умер он далеко не таким старым, а именно 66 лет. ... Погребен он был в Ивановской церкви, причем над его могилой было воздвигнуто мраморное надгробие. Все свое имущество, фабрику и все землевладения, он оставил по завещанию своему жене Анне Сергеевне. Деньгами он оставил ей свыше 1 миллиона рублей. Оставшись одной, она вероятно растерялась, так как была совершенно не знакома с суконным производством. У нее имелся только один выход – выдать полную доверенность на ведение всего дела на фабрике своему деверю, мужу нашей бабки – Максиму Ефимовичу Попову.

Обязанности, принятые на себя при этом Максимом Ефимовичем, оказались далеко не простыми и не легкими. При Павле Григорьевиче Л. 23: это дело было проще: хозяин жил при фабрике, и вся ее работа протекала под неослабным его надзором. Выше я уже упоминала о том, что Павел Григорьевич распоряжался на ней совершенно своевольно и произвольно и даже зарплату выдавал рабочим самолично и произвольно. Понятно, что узнав о смерти хозяина, рабочие учинили какой-то «бунт», потребовав какого-то увеличения расценок. Какую форму принял этот «бунт», мне не известно. Знаю только, что фабрика продолжала работать, а Максим Ефимович ею управлять. Ведь он продолжал проживать в Москве и на фабрику только временами наезжать. А проезд туда был не таким простым: около 1 часа по Николаевской железной дороге до станции «Крюково», а оттуда 20 верст до Ивановской фабрики на лошадях. Иногда дед ездил туда на лошадях прямо из Москвы. Но не только это являлось для Максима Ефимовича наиболее затруднительным, а и то, что Анна Сергеевна сопротивлялась всем нововведениям, как например смене на фабрике машин и другому. Она предпочитала, чтобы все на фабрике оставалось таким же неизменным, как это было при Павле Григорьевиче.

Однако отказаться от управления фабрикой Максим Ефимович тоже не мог, так как от нее зависело благополучие его суконной торговли в Москве. В таком неопределенном положении дело тянулось около 10 лет подряд. Наконец Максим Ефимович решился на дальнейший неизбежный шаг: он предложил Анне Сергеевне купить у нее всю фабрику и все окружающие поместья. Нельзя не признать, что те условия покупки, которые он предложил Анне Сергеевне, были весьма жесткими: наличными деньгами лишь 250 тысяч рублей, а 500 тысяч векселями, которые еще предстояло предъявить ко взысканию. Максим Ефимович и сам понимал несоответствие этих условий с фактической ценностью фабрики, почему и не представил этих условий самолично, но передал Анне Сергеевне через своего старшего сына Александра Максимовича. Последний приехал с поручением отца к Анне Сергеевне в Ивановское, на которое она была вынуждена безоговорочно согласиться. Дядя Александр Максимович рассказывал затем своим близким, ... что он сгорел от стыда, предъявляя такие условия Анне Сергеевне. Она была поражена и оскорблена, на все согласилась и уехала из Ивановского навсегда, чтобы уже никогда туда не возвращаться. Она переехала в город Воскресенск, где ею (а может быть, и раньше Павлом Григорьевичем) были построены три дома между монастырем и городом: один – самый большой для нее самой, другой поменьше – для ее сестры Любови Сергеевны, бывшей начальницы Екатерининского института, вышедшей в отставку, и третий небольшой (родительский дом) для их сестры Софьи Л. 24: Сергеевны. Там она прожила безвыездно до 1907 года, когда умерла и была похоронена во дворе Новоиерусалимского монастыря.

В 1887 году умерла в Ивановском Александра Григорьевна Кручинина, старшая дочь Григория Михайловича Цурикова. Так вымер без потомства весь его род. ... Л. 25: В 1898 году умерла бабушка Матрена Григорьевна. Л. 26: Тогда на Алексеевском кладбище появилась ее могила с мраморным памятником. ... Сергей Максимович законсервировал их участок при Алексеевском кладбище. ... Он воздвиг над могилами братьев и родителей массивную стальную часовню с окнами, а внутри установил большую мозаичную икону – копию с иконы Нестерова «Воскресенье Христово». ...

В середине 1920-х годов кладбище при Алексеевском монастыре было закрыто, и там перестали хоронить. ... В 1923 году, 28.1 умерла жена Сергея Максимовича Любовь Васильевна. ... Сергей Максимович отвез тело для захоронения на Ваганьковском кладбище. Потом туда же вывез на Л. 27: на грузовике заказную икону Нестерова и установил ее под навесом их Ваганьковского участка. О том, чтобы сломать и перевести на другое место часовню, стоявшую на каменной фундаменте, конечно не могло быть и речи. ...

Л. 28: Как-то в 1946 году ... мы заметили, как мимо нас Л. 29: то и дело заходили за ограду (нашего участка на Ваганькове) какие-то женщины, подходили к иконе, прикладывались к ней и уходили. ... Спросила одну из женщин, за что так почитают икону? Женщина отвечала, что они почитают ее за то, что она «явленная», то есть объявилась здесь каким-то чудом. Ей сказали, что икона не «явленная», (а привезена на грузовике). Женщина сказанному этому явно не поверила и паломничество к иконе Нестерова продолжалось. ... В 1964 году иконы Нестерова уже не существовало – вместо нее валялись на земле цементные черепки. Уборщица объяснила, что администрации кладбища творившееся вокруг этого новоявленного чуда безобразие было не по душе, и чтобы его прекратить, икону раздробили молотком на мелкие кусочки.